Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]

Люди в зазеркалье продолжали свой давно никому не нужный спор, не обращая ровно никакого внимания на Олвина, отражение которого недвижимо стояло среди них. В сущности, было очень не просто поверить, что сам он не был реальным участником происходящего, — так безупречна была иллюзия. Когда один из фантомов в зеркале прошелся за спиной Олвина, то фигура юноши перекрыла его, как это было в реальном мире. А когда кто-то из присутствующих переместился перед ним, то заслонил его, Олвина, своим телом…

Он уже хотел было уйти, когда обратил внимание на странно одетого человека, стоящего несколько в стороне от основной группы. Его движения, его одежда, — все в его облике казалось несколько не в стиле собравшихся. Он нарушал общий рисунок; как и Олвин, он казался среди остальных каким-то анахронизмом.

И уже совсем поразительно — он был реален, и он смотрел на Олвина со слегка насмешливой улыбкой…

5

За свою короткую жизнь Олвин повстречался не более чем с какой-нибудь одной тысячной жителей Диаспара. Поэтому он ничуть не удивился, что сейчас перед ним стоял незнакомец. Олвин повернулся спиной к миру зазеркалья и оказался лицом к лицу с непрошеным гостем. Но прежде, чем он успел раскрыть рот, тот уже обратился к нему:

— Насколько я понимаю, ты — Олвин. Когда я обнаружил, что сюда кто-то приходит, мне следовало сразу же догадаться…

Замечание это, несомненно, было сделано без всякого намерения обидеть — это была просто констатация факта, и Олвин так его и воспринял. Он не удивился тому, что его узнали: нравилось ему это или нет, но уже сам факт непохожести его на других, его еще не раскрывшиеся, но подозревавшиеся возможности делали его известным каждому в городе.

— Я — Хедрон, — сказал незнакомец, словно бы все это объясняло. — Они называют меня Шутом.

Олвин непонимающе смотрел на него, и Хедрон пожал плечами с насмешливой покорностью:

— Вот она, слава! Хотя… ты еще юн и жизнь не выкидывала пока с тобой никаких своих штучек. Твое неведение извинительно.

Он был какой-то приятно-необычный, этот Хедрон. Олвин порылся в памяти, пытаясь отыскать значение странного слова «шут». В очень сложной общественной жизни Диаспара в ходу было множество всяких титулов и прозвищ и, чтобы выучить их все, требовалось прожить жизнь.

— И часто ты приходишь сюда? — немного ревниво спросил Олвин.

— Нет, — ответил Хедрон. — Я не был здесь прежде ни разу. Но мне доставляет удовольствие узнавать о необычных происшествиях в городе, с тех пор, как некто посещал башню Лоранна, прошло уже очень много времени…

Олвин мимолетно подивился, откуда Хедрон мог узнать о его предыдущих визитах сюда, но быстро оставил эту мысль. Диаспар был полон ушей и глаз и других куда более тонких органов восприятия, которые информировали город обо всем, что происходило в его стенах. И если кому-то очень уж приспичило, он, без сомнения, мог найти способ присоединиться к соответствующим каналам информации.

— Даже если это и необычно, чтобы кто-то приходил сюда, — сказал Олвин, все еще словно бы защищаясь, — почему это должно тебя интересовать?

— Потому что все необычное в Диаспаре — моя прерогатива, — ответил Хедрон. — Я обратил внимание на тебя очень давно, я знал, что однажды нам предстоит встретиться. Я ведь тоже — на свой лад — единственный в своем роде. О, совсем не в том смысле, в каком ты! — я тысячу раз выходил из Зала Творения. Но где-то давно, в самом начале, меня выбрали на роль Шута, а в каждый настоящий момент в Диаспаре живет только один Шут… Многие, впрочем, полагают, что и одного-то слишком много.

В голосе Хедрона звучала ирония, удивлявшая Олвина. Было не в лучших манерах задавать прямые личные вопросы, но, в конце концов, Хедрон сам затеял этот разговор.

— Прошу простить мне мое невежество, — проговорил Олвин, — но что такое — «шут» и чем он занимается?

— Ты спросил — «что?», поэтому я начну с ответа на невысказанный вопрос «почему?», — ответил Хедрон. — История эта длинная, но, мне представляется, тебе будет интересно.

— Мне все интересно, — ответил Олвин, и это была достаточно полная правда.

— Превосходно! Так вот, те люди — если они были людьми, в чем я порой сомневаюсь, — которые создали Диаспар, должны были решить невероятно сложную проблему. Диаспар — это не просто машина, (ты знаешь это живой организм, да еще и бессмертный к тому же. Мы настолько привыкли к нашему обществу, что и представить себе не можем, каким странным показалось бы оно нашим первым предкам. Так как же Диаспар достиг этой своей исключительной стабильности?

Олвину странно было, что кто-то может задаваться столь элементарным вопросом, и его надежды узнать что-нибудь новенькое стали тускнеть.

— Благодаря Хранилищам Памяти, естественно, — ответил он — Диаспар всегда состоит из одних и тех же людей, хотя, их сочетания и меняются по мере того, как создаются или уничтожаются их физические оболочки…

Хедрон покачал головой:

— Это всего лишь очень незначительная часть ответа. С теми же точно людьми можно построить множество модификаций общества. Я не могу доказать, потому что у меня нет прямых свидетельств этого, — но я убежден, что так оно и есть. Создатели нашего города не только строго определили число его обитателей, они еще и установили законы, руководящие их поведением. Мы едва ли отдаем себе отчет в том, что эти законы существуют, но мы им повинуемся. Диаспар — это замерзшая культура, которая не может выйти за свои весьма узкие рамки. В Хранилищах Памяти, помимо матриц наших, тел и личностей, содержится еще так много всего другого… Они хранят формулу самого города, сохраняя каждый его атом точно на своем месте, несмотря на все изменения, которые может принести время…

— Но ведь были же и некоторые изменения, — возразил Олвин. — С тех пор, как город был построен, многие здания снесли, а на их месте возвели новые…

— Да, конечно, но только в результате стирания информации в Хранилищах Памяти и замещения ее новыми формулами… Как бы там ни было, я упомянул это просто в качестве примера работы механизма, с помощью которого город сохраняет свой физический облик. Мне же хочется подчеркнуть, что в то же самое время есть и механизмы, которые сохраняют нашу социальную структуру. Они следят за малейшими изменениями и исправляют их, прежде чем те станут слишком заметными. Как это делается? Не знаю — возможно, путем отбора тех, кто выходил из Зала Творения. Возможно, что-то перестраивает матрицы наших индивидуальностей… Мы склонны полагать, что обладаем свободной воли, но можем ли мы точно быть в этом уверены?..